Джаз, конечно же, не преподают в Лондоне, нет, вы слушаете записи. Играете по записям. В Англии это единственный способ узнать, как это делается. Но мне всегда нравился джаз. Заметьте, я пришёл к музыке через джаз. Я играл его не так много, но всегда думал – ах, а ведь это было бы замечательно, однажды отправиться в Бостон и поиграть с Миком Гудриком и другими ребятами, которым нравится эта музыка.
Джаз ли играет Bruford Band, рок ли, не знаю. Определение – занятие критиков. Я играю на барабанах, а они описывают, что это за музыка. Это их занятие; моё – играть на барабанах. Я не имею представления о том, что это – хотя, очевидно, что это не тот материал, что прокрутят на американском радио, к сожалению. Так что, следуя этому определению, это не мэйнстримовый поп.
Я должен найти чего-нибудь, что бы диск-жокеи посчитали пригодным для проигрывания на радиостанциях. Это абсолютно необходимо, а иначе я не смогу оплачивать счета для транспортировки группы.
Большинство музыкантов, которых мне посчастливилось когда-либо брать к себе на работу, возьмите оставшуюся часть в кавычки как цитату, «делали это скорее по любви, нежели за деньги»; и никто не разбогател с этой работы. Это уж точно.
Я – маленькая, мобильная, интеллектуальная единица.
Слово джэм во многом неправильно толкуют. Обычно оно означает напрасную трату времени. В Англии вы нуждаетесь в людях, которые обладают определёнными способностями - побольше играют на своих инструментах и поменьше болтают, и при этом обладают достаточной внутренней уверенностью в своей игре, чтобы давать джэмы, как это называете вы – и чтобы давать импровизации, как я называю это. И это в большей или меньшей степени заставляет исключать из рассмотрения Британское рок-братство, тех, кто, если не репетирует в студии, и не знает, чем бы заняться. Это ясно и понятно. Я имею в виду, если вы играете с кем-то, например, вроде Тони Бэнкса – не потому что он крайний; просто как пример. Я имею в виду, что он просто не знал, что бы делать, если вы просто скажите ему: «Ну, давай, играй». Видите, что я имею в виду. Уж такой у них роковый стиль. Так что вы можете прийти сюда и поиграть с Джефом и Миком и Рэнди, если вы называете это джэмом, как вы называете это. Но термин, в сущности, не важен.
Я слышал кусочек Drama с нового альбома Yes, который звучит так – как усилия, направленные на то, чтобы вернуться к тому, как это всё должно звучать – а я всегда считал, что подобные усилия чреваты. Это похоже на то, как будто вы стараетесь удержать распадающийся брак, и всё выходит из рук вон плохо, когда вы пытаетесь ухватить то, что, как вы думаете, вы некогда имели.
Уход Джона Андерсена из Yes был неизбежен. Думаю, это верный поступок, Джон – храбрый человек. Он хочет быть импровизатором. У него есть храбрость, чтобы быть импровизатором в чём-то – ну, знаете, в сфере голоса или какой другой. Но, к сожалению, у него нет способностей к освоению техники. Дьявольски не хочу показаться занудой, но вам нужны определённые способности в технической сфере, чтобы импровизировать. В действительности, вам нужны большие технические способности.
Прежде всего музыка предназначается для моего уха. Я имею в виду, что не смог бы играть что-то, что мне не нравится! Понятно, о чём я? Это просто невозможно. Но, становясь старше, я люблю всё больше и больше разнообразной музыки; давайте и делать музыку соответственно. И я пишу, если хотите, как заведённый, ведь я могу слушать целую кучу всего, чего люблю. Целую кучу. И мне нравится музыка, вот так. Я о том, что для меня это было бы ужасно плохо, если бы она мне не нравилась! Эти ужасные бесконечные препирательства насчёт того, что плохо, а что хорошо, вступить в лагерь, занять позицию, определиться, на чьей ты стороне. И вы знаете: «Парень, мне это нравится!» И: «О, это не здорово!» Ну и так далее. Что в действительности неправда. И очень простая музыка может быть замечательна, если в ней сердце и душа создавшего её.
Есть полное различие между тем, что хотят слушать английские, а что – американские слушатели. Абсолютное различие. Да, Британия и Америка расходятся и ярятся друг на друга. Американская сцена вызывает большую или меньшую усмешку в Британии, потому что считается, что она битком забита протухшими лос-анджелесскими консерваторами, которые осаживают всё и вся. Ну, понимаете, Линда Ронстадт В Англии куча политических структур – социалисты слева, фашисты справа, и национальный фронт, и футбольные фанаты. Чёрное и белое, разные цвета. Когда я веду политическую жизнь – выхожу на сцену – все разбиты на пять частей. И женщины посерёдке. Не так много женщин – наша музыка в основном ориентирована на мужчин. Как всё сложно и утомительно. Иногда музыканты пытаются поддерживать определённую политическую идеологию – иные более решительно, нежели другие. Но любите вы их теории или ненавидите, достаточно быстро становится ясно, что вся эта философия ничего не стоит. А множество журналов выпускают бесконечные страницы социально-политического материала, посвящённого той или иной из последних групп.
Сцена уже другая. Всё очень запутанно, и я там лишний, поскольку всё это уже однажды проходил. Я уже слишком сведущ и слишком стар. Кажется, я не способен дать нужный аккорд британской молодёжи. Это не особо трогает меня, поскольку и их аккорды не особенно мне нужны, но мне хотелось бы быть полезным обществу, а, как кажется, я больше служу американскому, нежели британскому обществу. Вот так всё выходит. Я не стремлюсь к этому, но всегда оказывается так, что я играю в Америке.
Музыканты хотят играть там, где они нужны. Я имею в виду, что если ты сидишь со своими барабанами и все тебя ненавидят, будущего нет. Но я стремлюсь прогрессировать, если возможно, и обращаться к группам одного сорта или другого. Всё ведомо только богу. Но сейчас я люблю свободу. Я не особо забочусь о том, чтобы меня посадили под замок, выдерживали и потом разливали по бочкам в какой-нибудь большой группе, с контрактами и всей этой коммерцией – где у вас нет свободы перемещения. Сейчас я могу играть с теми, кто мне очень симпатичен, и это здорово.
Всё сложнее и сложнее определиться с направлением. Каждый знает направление, когда ему 18. Когда вам 31, вы уже чуть повидали жизнь, и она куда более сложна, чем это представлялось вам в 18. Становится сложнее сделать выбор – вы стали лучше разбираться в отдельных вещах и ваши уши стали больше. За последние 10 лет я многое узнал. И жизнь не так уж проста. Отношение к музыке становится более зрелым, и это здорово обедняет вас на британской сцене, поскольку, как предполагается, у вас должна быть какая-то последовательная политика, более или менее. Это трудно объяснить.
Не считаю, что люди стали ближе, нет. Разве что физически; духовно они здорово разобщены. Существует богатый Запад и Третий Мир, для начала, и разница всё больше. Мы сидим на пороховой бочке. Да, конечно, теперь они могут ездить – физически они стали ближе… Ну, мы слушаем много Дэвида Бирна, перкуссии Третьего Мира, Talking Heads и всё подобное. Всё это я не покупаю. Это всё разрекламированные продукты. Хлам. Брайан Ино, у которого отняли всё, кроме тамбурина.
По-моему, Стив Хиллидж потерял своё место в Англии, возможно, потому, что английская сцена меняется очень быстро. Полгода – и она уже иная. Он выпустил три альбома за год. Много, много. Для меня это всё один и тот же Стив Хиллидж. Не знаю, не знаю. Я бы лучше поиграл с Миком Гудриком, нежели со Стивом – с тем, у кого есть внутренняя способность к гитаре, который на корпус впереди Стива, что бы тот не вытворял.
Джон [Веттон] делает поп-альбом. Десять песен. Первая – такая же, как и десятая. Если вы слушали первую, считайте, что слышали всё. Это одноуровневый альбом. Он надеется сделать хитовый альбом. И это хорошо для него, если ему это нужно. А может, он сделает и по-другому. Но, знаете, он тоже на некоторое время оказался выброшен на обочину. И он решил, что материал, с которым ассоциировалось его имя – Crimso и всё прочее, не тот – и это его право, но лично я не отрицаю того, что было. Я считаю, что Crimso была хорошей группой, и я не хотел, чтобы он развалился. Я считал Crimso замечательной группой. Так что я считаю, опасно отрицать то, что вы делали, и я отвечаю за всё, что я сыграл. Я не стыжусь ничего – кроме пары сессий.
Хорошо, что всё же не собрались записать альбом Вэйкман, Бруфорд и Веттон – по ряду причин. Ну, с чего начать? Ладно, Вэйкман – экстраординарен, но какой же из него главный? Очень незрелый, очень беспокойный. Очень одарённый пианист. Очень хорошая техника, очень хорошие способности. Когда-нибудь слышали Morning Has Broken – Кэт Стивенс. Это его вещь. Любовный гимн – английский гимн. Мог бы быть и американским. Любовная мелодия, и вот это Рик. И он очень хороший пианист. Но не поймёшь толком, чего он хочет. Это неопределённое предложение собраться и порепетировать на выходные и попробовать поиграть некоторые мои мелодии с Джоном и Риком – предложение, на которое я дал согласие – исходило от него. Следующее сообщение состояло в том, что мы
- одна группа. Потом он исчезает на неделю, а политики думают над всем этим. Ну, понимаете, как же звезда A&M Record якшается с такими, как Веттон и Бруфорд? Всё очень запуталось. И потом мне сказали – ничего не выйдет. И я был очень доволен. Подстава.
Как-то пытались заключить контракт – создать ещё одних Emerson, Lake & Palmer. В теории полагалось, что Америке нужны новые ELP; по крайней мере, есть шанс растрясти американцев на бабки. Тогда же развалились UK – одна половина UK решила, что нужна Америке; и другая половина, я и Холдсворт, решила, что Холдсворт нужен Америке. Я и до сих пор верю, что Америке нужен Холдсворт, но, к сожалению, я не могу заставить его поверить в это.
В тот момент, когда я уходил из UK, музыка была всё так же хороша. Я всегда исчезаю до того, как начинает вонять. Вот так. Я бы не играл это, если бы мне это не нравилось. Но там был другой, невозможный аргумент – Эдди и Джон увлеклись исследованием спроса, и они были уверены, что Америке нужен стиль под орган, ELPишный стиль Кита Эмерсона. Карл Палмер и всё, что положено. Абсурд.
Делать свою музыку, затрачивая огромные усилия, преодолевая огромное сопротивление. Может, это ваша обязанность как музыканта. Ваша война. Ваше испытание. Если у вас есть музыкальное видение, которое, как вы считаете, что-то значит, то вам следует представить его, не так ли? Играть людям, которые готовы услышать её, надеясь, что она отразится в их мыслях и делах.
Знаете Тони Оксли, британского перкуссиониста? Замечательный перкуссионист, но играет только для своих, и мало кто его знает. Сейчас он не хочет выходить в мир – для него это будут сплошные потери. Есть такие люди – очень особые музыканты, работающие в очень маленьких клубах и для своих друзей. В Лондоне существуют потаённые течения таких музыкантов, которые не спешат завоёвывать мир – потому что это безумие, пытаться сделать это. Мир совершенно к этому не готов. Но они оказывают влияние на других музыкантов. На простых смертных, вроде меня.
Джеми Мюир сильно повлиял на меня. Он был очень сильным человеком. Удивительным. Думаю, теперь он монах. Настоящий тибетский лама. Обрил голову, сменил имя. Шафранные робы. Уехал из Шотландии, где был их лагерь. И теперь в Тибете. Он всё ещё получает чеки с продажи записей Crimso. Он был перкуссионистом. Начинал он с тромбона, но его лёгкие были слабы, и он обратился к перкуссиям. Но, должен сказать, сразу было видно, что это перкуссии, ударные инструменты – начиная с металлических цепей, летающих по сцене и падающих на листы металла, и кончая самым удивительным барабаном, который вы когда-либо видели. Это было здорово. Удивительный парень. Существуют такие европейцы. Хан Беннинк. Очень хорошие европейцы.
Закладываем напряжение. Можно вложить напряжение, которое может быть очень творческим. Или неверным. Но что-нибудь всё же случится. Такова была теория одного парня из Crimso – если вы засунете пять чудаков в помещение в одной комнате с машиной, поставленной на запись, и закроете дверь – они, возможно, передерутся через месяц, но кое-что возникнет. И будет экстраординарным. Примерно так возник Larks’ Tongues In Aspic. Это был ад – делать этот альбом – никто не мог понять, что же за музыку мы играем. Оставалось только надеяться на лучшее. Сейчас бы так не вышло? Ну, было имя, King Crimson, которое, в какой-то мере, консолидировало.
Тибетский монах, поп барабанщик, басист из ритм-н-блюза, безумный Фрипп с гитарой – и на американском радио это всё ещё крутят! Это культовая группа. Она могла бы собраться завтра и сделать большой американский тур. Собрались бы толпы. Это было бы захватывающе. Но этого не будет.
Очень сложно разделить деньги и музыкальный бизнес. Деньги – побочный продукт симпатий публики. Симпатии публики – побочный продукт симпатии людей. И музыка выполняет несколько функций. И система даёт нам чеки, так что приходится со всем этим считаться. Так что это не совсем плохо. В большей степени всё зависит от вас как от личности, и что вы делаете для того, чтобы завоевать привязанность публики. Если вы держите голову высоко и делаете лучшее, замечательно. Все записи, на которых я вёл себя так, были успешны – а вёл я себя так на двух или трёх записях – так вот, на этих записях никто и не думал о деньгах. Мы просто собирались и делали то, что собирались сделать. И, пусть система меня и проклянёт, это проходило. Так что я всегда очень осторожен по отношению к людям, которые говорят: «Эй, взгляните-ка. Людям нужно вот это, ребята. Давайте развлечём их так или этак, и система забросает нас долларовыми купюрами». А по-моему, это никогда не работает. Никогда не видел, чтобы это срабатывало.
Когда в UK назрело решение разделиться, в акте о разводе значилось, что я забираю с собой несколько мелодий, не попавших на запись: Sahara of Snow, Forever Until Sunday – и ещё какие-то: те, что мы сделали во времена UK, но они посчитали неподходящими.
Я против бутлегов, если они плохого качества. Или на них плохая игра. Ведь есть у музыканта право сказать: «Так, вот это хорошая выборка из того, что я умею делать – давайте сделаем альбом». Если там хорошая игра, я совсем не возражаю. Но если, с другой стороны, игра там плохая, а кто-нибудь говорит: «Эй, вот следующий альбом Бруфорда. Ох, звук просто ужасный». На самом деле, я вообще против. Думаю, музыкантам и так не много платят, и они по меньшей мере должны получать то, что заслужили.
Я редко слушаю материал, на котором некогда играл. Хорошие вещи мне нравятся. Хотя и не слишком много – минут пять на альбоме. Большая часть неслушабельна. Ужасна. Мне не особенно нравится моя собственная игра; хотя иногда она замечательна. Горстка.
Моё участие на альбоме Squire? Хорошие ребята. Но, не знаю. Это мало что значит для меня. Это было сделано и ушло. Не сверхзамечательно. Я был счастлив сделать альбом. Я был парнем, который им занимался, и это значит немало. Но это не означает, что вы можете слушать это три года спустя. Даже двенадцатью минутами позже.
Есть такое дело, что каждый раз, когда я что-то записываю, я всё меньше и меньше уверен в том, что мне это нравится.
Почему мы не играли никаких композиций Алана в туре UK? Они им не нравились. Он очень застенчив. И вы говорите: «Ну-ну, Алан, теперь у нас это есть. И оставь это. Оставь аранжировку как она есть». И он говорит: «Да я бы хотел только побыстрее закончить сессию». Он не будет настаивать. Пусть группа делает, что хочет, да ради Бога. И так со всем, что Алан делал для UK. Я выжимал это из него. Крутил руки, тащил в группу и выжимал из него всё, что он принёс, а затем давал эти мелодии группе и говорил: «Заткнитесь и играйте». Я был дипломатом, и ещё мясником. Я бы не стал делать этого снова, так как несколько раз доводил его этим до слёз. Это было не самое приятное. Но я уверен, я решительно бы хотел, чтобы Алан приезжал в Америку. Что он делал очень редко.
Как я затащил в Bruford Band Джона Кларка? Ну, он общался и немножко записывался с Аланом. Алан сказал, что уходит, и я сказал: «Эй, подожди-ка. У нас на носу тур». Ведь он собирался играть с нами. Он ответил: «Ну, попробуй этого парня. Он хорош». И он прав. Но его звук не тот, что у Алана. Не так хорош. Но Джон всё же на все руки. Он делает множество всего, что Алан не может или не стал бы делать. В некотором смысле, Алан сильно ограничен. Он хорошо играет мелодию в легато, хороший солист. Но не занимается ритмом. Никогда не станет играть для вас ритм. Не знаю, почему. Такой вот пробел. Не считает это функцией гитары. В этом отношении я получаю от Джона куда больше. Но Алан – специалист. Хороший.