Starless всё ещё в процессе создания. Само название – цитата из Дилана Томаса, из книги “Under Milkwood”. Но на самом деле у нас две песни под названием Starless & Bible Black. Одна на этом альбоме – длиннющий инструментал, впрочем, созданный весьма быстро. Но идея песни захватила нашего поэта, Ричарда Палмер-Джеймса. Так что он представил нам нечто потрясающее, другую Starless, с лирикой. Такая путаница случается. Даже тогда, когда вы хотите этого избежать. Кое-что случается само по себе. Такая вот широкая концепция. Ключ к чему-то дикому и захватывающему.
Наша музыка развивается медленно. Нужно много времени, чтобы она стала звучать должным образом. Сначала мы представляем её на концертах, чтобы идеи были услышаны людьми. Кто-нибудь говорит – у меня есть идея, примерно такая. Роберт сделал так с композицией Fracture. Он сказал – у меня есть идея – и отыграл всё это невероятное, сложнейшее гитарное соло. Остальным оставалось только похлопать ему. О, очень хорошо. В конечном счёте мы получили композицию. Но это было непросто. Когда я должен был в первый раз играть на сцене Fracture, у меня всё ещё не было никакой конкретной идеи насчёт того, что же я собираюсь играть. У меня было пять альтернатив для каждой секции. Чтобы добиться результата, мне понадобился целый месяц ежевечерних выступлений, выходов на сцену и полного незнания того, что же, чёрт, я собираюсь делать. Потрясающе. Именно так это и звучит на альбоме. Но мы шагнули уже далеко вперёд, ведь мы снова в туре.
Джон обычно приносит свои басовые линии и начинает чего-нибудь играть. Он тоже, как и мы все, считает сцену очень хорошим местом для творчества, но и вне её он выдаёт замечательные басовые линии.
Мы счастливчики, ведь у нас есть парень с замечательной музыкальной памятью. Это Билл. Он вдруг скажет Джону: помнишь, ты начинал играть эту линию – ба-бабабаба-ба? И вытащит из Джона ту линию, что тот сыграл.
Отыграв столько, сколько считаем нужным, мы откладываем песни и забываем о них. А позже они вновь приходят на ум – у кого-нибудь возникает свежая идея насчёт них. Или немного изменяем темп. Мы считаемся с фактом, что вещи могут исчезать, чтобы потом вернуться в иной форме.
The Great Deceiver первоначально была одним из басовых риффов Джона. А потом Роберт построил мелодию совершенно иного рода. И песня начиналась как нечто медленное и радостное, а потом превращалась в нечто сокрушающее и параноидальное. Возьмите две идеи, и на их пересечении вы получите нечто совершенно иное.
У нас нет диктаторской системы. А это значит, что, представляя свою идею, я нисколько не уверен в том, что она будет звучать в точности так, как мне бы этого хотелось. Всё непрерывно меняется. Билл и я ощущаем это. Мы говорим об этом – каким это образом мы оказались в одной и той же группе, несмотря на принципиальные различия в нашем понимании музыки. Мы так по-разному слышим её.
Мы мало переговариваемся, когда работаем. Так мы только путаем друг друга. Мы общаемся через музыку. Разница примерно та же, что говорить о жизни и жить. Результат более органичен. Мы никогда не знаем, что будет происходить на сцене. Когда мы будем знать, значит, время собирать вещи и идти заниматься чем-нибудь другим.
Мы ожидаем неожиданного. Примерно так и играем. Будто ждёшь, чтобы выхватить звук из воздуха. Trio – как раз такой случай. Сымпровизирован целиком. Когда мы играли это, это была магия. Всё так совпало, и мы сыграли это. Один из редких моментов, когда композиция была выдана всёй группой. Придётся прождать где-то год, прежде чем такое повторится. Это того стоило – особенно для аудитории – ведь там была аудитория. Была огромная ответственность в том, чтобы взять нужную ноту. Это было замечательно, вы участвовали в этом, вес участвовали. Если бы кто-нибудь в аудитории поднялся и крикнул «Буги», всё это могло бы прекратиться. Но, знаете, этого не случилось.
Я ненавижу меллотроны. Они были новаторскими инструментами для своего времени, но такая уйма групп непрерывно их использовала. Меллотрон хорош на своём месте – но как инструмент он ужасен. Ужасно сложен в настройке. Единственный выход, кроме того, чтобы выбросить его в реку, так это расстроить совсем, чтобы он рычал и издавал всякие сверхъестественные звуки. Я не испытываю к нему никакого уважения. Меллотрон в композиции Night Watch на альбоме звучит замечательно, но попробуйте добиться того же на сцене. Хотя здорово притвориться, будто где-то рядом играет струнная секция, и махать руками будто дирижёр. Может, меллотрон и был нужен для этой песни, но я бы хотел, чтобы кто-нибудь другой играл на нём. Знаете, у Роберта есть некоторые отношения любви тире ненависти с его меллотроном, но меня с моим ничего не связывает, просто нет ничего, что могло бы его заменить.
Мне нравится начало the Mincer. Оно следует из Trio. Конец песни такой, будто музыка в своём стремлении проложила колею так близко к центральной наклейке, как только возможно, и сломалась. У нас было много споров насчёт такой концовки. Биллу это не нравилось вовсе. Это его серьёзно расстраивало. Он хотел, чтобы это окончилось должным образом. Или затихало, или что-то вроде. Джон тоже не особо приветствовал эту идею. Но Роберту и мне действительно нравилась такая концовка. Будто лента по-настоящему исчерпана. Потрясающе.
Что произойдёт. Мы никогда не знаем. Starless появилась в последнюю минуту. И породила целую творческую силу. Ключевые слова. И мы чувствуем эффект от этого. Новая энергия. Расслабленная, не невротическая. Мы оказались в фокусе.
***
Пара фрагментов статьи из той же газеты
Роберт Фрипп:
«Это просто случайность, что я с этой группой на протяжении всего её развития».
«Первый Crimso был магической группой. Но этот будет ещё более магическим».
***