Понадобилось много времени, чтобы закончить альбом [Exiles]. Проблема только в деньгах. Ни одна из американских компаний не согласилась дать аванс. Пришлось ждать, пока маленькая английская компания Red Hot не найдёт достаточных средств. Болезненно медленно, очень подавляюще.
Я пригласил для этого альбома людей со стороны. Я хотел некоторых взаимоотношений с людьми из моего прошлого. Восстановить связи, хорошие связи. И связи действительно оказались хорошими, и я благодарен за вклады Фриппа, Веттона и Питера МакФайла, который играл ещё на нашем первом альбоме. Спасибо также Питеру Хаммиллу, которого я до недавнего времени не знал, но чьи работы меня заинтересовали. Я связался с ним через руководителя моей записывающей компании, на которой Питер тоже записывал кое-какой материал.
Единственная вещь, которая производит на меня впечатление в роке в противовес иным музыкальным течениям, это мощь. Так что я симпатизирую тяжёлой музыке. На самом деле, я был бы рад, если бы все композиции альбома были песнями. На самом же деле здесь четыре песни и четыре инструментала. А ведь, оглядываясь назад, думаю, что по-меньшей мере три инструментала (за исключением разве что совместного с Фриппом) могли бы быть песнями.
На самом деле, скрипка по природе своей не принадлежит к инструментам из области тяжёлого рока. Это парадокс. Впрочем, сейчас ситуация менее парадоксальна, чем в начале, когда у нас не было электрических скрипок с достаточно громким звуком. Но сейчас это вполне может работать. Парадокс больше в области культурного восприятия. Оно говорит о том, что скрипка неотъемлемо принадлежит классической музыке, где-то джазу, где-то цыганской музыке – во всяком случае, связана с более изящными сферами музыки, чем рок-инструменты. Барабаны сделаны, чтобы в них бить, бас и гитара сделаны из твёрдой древесины, в общем, их представляют совсем по-другому. Так что скрипка в роке в общем не на своём месте.
Когда я начинал играть на скрипке, я следовал примеру Джерри Гудмана (думаю, кстати, он был замечательным музыкантом), и ещё двух ребят из Запповской Hot Rats. Жан-Люк Понти – я восхищаюсь его техникой и его работами, но сам дух его музыки меня не слишком захватывает. Шуга Кейн Харрис и Пап Джон Крич. Они играют блюз, но, думаю, они изучили инструмент достаточно, чтобы я мог ими восхищаться.
В самом начале семидесятых было очень узкое окно, в котором применение скрипки в рок-музыке было наиболее приемлемо. На тот момент, а это была где-то пара лет, широкое распространение получили смеси разных жанров, направлений, дисциплин. Смеси джаза, индийской музыки, рока, фолка и бог знает чего ещё. Не знаю, насколько широко эта открытость охватила мир – может, только Англию, что было в Европе и Америке, не знаю. Во всяком случае, были эти два года, ещё до моего вступления в Crimso. А потом всё это очень быстро свернулось. Группы вроде Yes стали определять прогрессив, Led Zeppelin стали определять тяжёлую музыку. Так что это окно было очень узким, но как раз тогда я и начал играть на скрипке.
Да, заниматься теперь такого рода музыкой – коммерческое самоубийство. Понимаете, я никогда не считал, что то, чем я занимаюсь, устаревшая музыка, но так считают почти все остальные. Так что надо время от времени осовремениваться. Думаю, эта критика имеет основание, и она мне нужна. На самом деле, это не так просто, понять, что новое, а что старое. Последние двенадцать лет я всё время стараюсь быть в курсе нововведений в области звука, качества звука, качества производства. И надо сказать, доминирующая музыка теперь – танец, а я, к сожалению, никогда не увлекался подобной музыкой. И глядя на современную музыку, честно говоря, не понимаю, почему же моя устаревшая. Я знаю, я понимаю, как работает танцевальная музыка, и в этом году крутится много танцевальной музыки хорошего качества, но вся она построена на гипнотическом эффекте бита, на басовой линии, и я не считаю, что тут я могу как-то приложить свои умения. Это очень навязчиво. Людям достаточно ЧУВСТВОВАТЬ бит, им не надо воспринимать и понимать его. Это не тот вид музыки, что производит глубокое и длительное впечатление на слушателя. Развлечение. Намерения теперь иные. Я в том смысле, что мне остаётся пересмотреть свои намерения, и вместо того, чтобы отобразить некий повествовательный и эмоциональный процесс, я должен отвлекать и развлекать. Оно мне надо?
Я сыт по горло отсутствием денег, надоело. Импровизации – это как раз то, за счёт чего денег не заработать никогда в жизни. Инструментальная музыка приносит очень мало денег. Потому у меня и нет желания заниматься инструментальной музыкой и импровизациями. Понимаете, в данный момент я записываю альбом вместе с Джефом Сёрлом. Вот там играет просто скрипка. И мне это нравится. Я могу встать с утреца и поиграть на скрипке ради своего удовольствия, но никаких денег у меня от этого не появится, а ведь у меня семья, дом, закладные, так что я не могу позволить себе выпускать альбомы, которые никто не купит.
Композиция Exiles, Изгнанники, впервые появилась на первой же нашей сессии с Crimso. Вроде, тогда отсутствовал только Джеми Мюир. Тогда же я в первый раз повстречал Бруфорда и Веттона. И мы все вместе играли в репетиционном помещении в Ковент Гарден. 1972 год. И поначалу я просто импровизировал… в основном поверх мелодии, поверх бита «now in this faraway land» [строчка из песни]. А потом мы все вместе это развивали. Так что в сущности эта песня где-то между мной и Робертом – он написал промежуточные части. Почему я вновь обратился к этой песне? Я всегда в некотором роде идентифицировал себя с этой песней, мне нравятся слова, я всегда ощущал себя в некоторого рода изоляции, в неких странных землях, совершенно чужих для всех остальных людей. Я постарался, чтобы она звучала более современно. И хотел сделать её чуть быстрее. Чуть назойливее, чуть энергичнее. Были сомнения, и я доволен результатом не на все сто, но я хотел отобразить движение между большим и малым, отобразить изоляцию человека, и хотел отразить это всё той же песней. Думаю, она отражает и моё изгнание из центра музыкального бизнеса. Я на самом краю. Но речь не только обо мне, но и о тех людях, которые были достаточно добры, чтобы работать со мной и играть со мной. Я благодарен им. В некотором роде мы все выглядим как изгнанники. Вот такая идея.
На композиции Duo я импровизирую поверх записи Фриппа.
Недавно выпущенный живой альбом Night Watch… тот вечер в Амстердаме был чем-то особым. Мне кажется… тогда будто ушла вся энергия. Вот вы спорите, сражаетесь, а потом наступает момент, когда каждый сказал что хотел, сказал, как сильно он всех ненавидит, и весь гнев испарился, и когда вы взглянете, что же осталось, вы увидите, что пришли к наименьшему общему знаменателю между людьми. Чувствую, что именно этого мы добились тем вечером. Гнев рассеялся, пар был выпущен, и все были истощены, ни у кого не было слов. И всё же, хотя ни у кого не было слов, эта комбинация людей создала маленькую и довольно замечательную штуку – Trio. Простое музыкальное отношение между людьми, возникшее несмотря на всё это шоу, на весь этот шум, на все эти споры. Всё-таки осталось между ними простое чувство, позволившее создать нечто восхитительное.
Помню ли я другие наши шоу? Помню, когда мы в первый раз выступали в Нью-Йорке, давали два шоу, второе было по-настоящему ужасно, и наше счастье, что все журналисты приехали на первое. А первый концерт был хорош. Но он был слишком чётко распланирован. Мы представляли свой товар, и избегали непредвиденного. Ещё помню первое шоу с Crimso, оно было для меня настоящим открытием. Было замечательно просто быть на сцене вместе с Джеми Мюиром, это был замечательный опыт.
То, что Фрипп и Веттон играют на моём альбоме, а Питер Синфилд написал стихи для одной из композиций… Это удивительно. Я никогда не работал с Питером до этого года. И вот попытался сделать вместе с ним песню, и, надо сказать, я просто прекрасно провёл время, работая с ним.