| |||
В качестве части своего плана под названием Движитель к 1981 году, Роберт Фрипп предпринимает всемирный тур, состоящий из выступлений в музыкальных магазинах. Алан Джонс встретился с наиболее рациональной рок-звездой в мире.
*** Фрипп на станции, поздравляет меня с приездом в Борнмут, сопровождая слова сильным рукопожатием и нетерпеливой улыбкой. Фрипп мал, опрятен и чрезвычайно вежлив. Он мог бы быть разработан и произведён японцами как первая в мире транзисторная маленькая, мобильная, интеллектуальная единица. Он предлагает поехать на ланч и стремительно провожает меня к зелёному Volvo. Он оживлённо беседует; идеи щёлкают и вспыхивают, как карточки в картотеке. Volvo увозит прочь от станции. У меня уже гудит в ушах. Фрипп осторожно ведёт машину сквозь поток автомобилей, отправляющихся на ланч, по системе односторонних дорог к центру города. «Старое доброе место», - с нежностью говорит он о Борнмуте, и его дорсетский акцент соединяет вместе пункты, о которых он сегодня говорит. «Вы не поверите, как он изменился. Тут даже теперь есть грабители». Фрипп прожил последние два года в Нью-Йорке, его квартира прямо рядом с the Bowery. «Совершенно иное место, нежели Борнмут», - невозмутимо добавляет он. Он, однако, сохранил свой дом в Уимборне, маленькой деревне в десяти милях от Борнмута. Там он проводит выходные, готовясь к тому, что он описывает как своё возвращение в сферу рыночных отношений. На этой неделе выпускается его первый сольный альбом, волнующий и новаторский Exposure. Прошло пять лет с тех пор, как он объявил о роспуске Crimso, преследуя цель – как он объявил в тот момент – стать «маленькой мобильной интеллектуальной единицей». Он, кажется, как заметил Майкл Уотс <Michael Watts> на прошлой неделе в своём обзоре Exposure, на долгий срок удалялся от дел. Конечно, он не был праздным. Он записывался с Питером Габриэлем <Peter Gabriel>, Брайаном Ино <Brian Eno> и Дэвидом Боуи <David Bowie>; выступал как продюсер альбомов Дэрила Холла <Darryl Hall> и Габриэля. Он проявил себя в неизмеримом множестве музыкальных действ в Нью-Йорке, выступая в роли гостя на представлениях различных групп, начиная с Blondie, чей гитарист Крис Стейн <Chris Stein> его близкий друг, и кончая the Screamers. Его решение вернуться на рынок является ничем иным, кроме как результатом точного расчёта. Десять лет назад как раз в этом месяце прошло дебютное выступление Crimso в the Speakeasy в Лондоне. Это совпадение или нарочитая симметрия, спрашиваю я Фриппа за ланчем. «Понемногу и того, и другого», отвечает он, заглатывая котлету. «Но давай не будем говорить обо мне – как насчёт тебя?» Охохо, думаю я: стиль Майка Олдфилда <Mike Oldfield>. «Где ты побывал недавно? Где живёшь сейчас? Женат ли ты?» Я на время отставляю в сторону мой яблочный сок и остроумие. Часом позже Фрипп припарковывает машину у удобного паба. Он всё ещё заполнен выпивохами, привычно оседающими здесь во время ланча: работниками офиса, планирующими выходные, зажав в руках ополовиненные стаканы с горьким пивом, секретарями, обрабатывающими ногти пилочкой попивая мартини, универсамовскими наблюдателями за посетителями в синей форменной одежде, потягивающими джин и жалующимися на варикозные вены, молодыми менеджерами из бутиков с галстуками и стойкой завивкой от Кевина Кигана <Kevin Keegan>, капающими коктейлем на свои рубашки. Фрипп засаживает меня за столик напротив двух парней, напоминающих тот тип продавца, который вы можете обнаружить торгующим стеклянными пепельницами для иностранных туристов в подарочных магазинах на побережье с сильно переоцененными товарами. Фрипп возвращается с напитками. Продавцы смотрят на нас подозрительно с тех пор, как я включил диктофон. Фрипп решил, что в качестве предисловия к интервью он хотел бы (если я не возражаю) дать короткую речь о его планах на данный момент и его графиков на ближайшее будущее. Я возражений не имею. «Спасибо тебе большое», - отвечает он и начинает говорить. Говорит он прямо в микрофон, как будто эта речь была срепетирована как обращение к публике в зале. «Прошлым летом», - начинает он: «После того, как я оценил, как мне следует работать над собой в ближайшую пару лет, я решил предпринять двух-трёх летнюю кампанию, характеризуемую названием Движитель к 1981 году. В течение трёх лет я буду активно себя проявлять в сфере рынка, хотя и не буду ограничен привычными ценностями рынка. Другими словами, я решил развить бурную деятельность и вкалывать в этот трёхлетний срок в очень публичном положении». Он делает паузу. Он продолжает. «Сначала о первом элементе в Движителе к 1981, каковой цикл достигнет своей кульминации к сентябрю 1981, к завершению которого выйдет три альбома – Exposure, Frippertronics и Discotronics». «Первый альбом, Exposure, только что выпущен. Второй альбом, Frippertronics, уже закончен, осталось только смонтировать его. Он будет выпущен где-то в сентябре-октябре этого года. В настоящий момент я пишу Discotronics, который, возможно, будет выпущен где-то в сентябре 1980». «Exposure имеет дело с извлечениями из словаря, из-за отсутствия лучшего слова, «рок»-музыки. Альбом исследует этот словарь и, есть надежда, расширяет возможности выражения и представляет более сложную эмоциональную динамику, чем человек привык обычно видеть в «роке». «Frippertronics имеет дело с расширением словаря и эмоциональной динамики той формы музыки, что обычно определяется как музАк – но лучшим термином для неё будет тот термин, что предложил Ино, а именно – эмбиентная, фоновая музыка». «Третий альбом расширяет возможности дискомузыки как средства для переноса более широкого спектра предложенного материала, чем люди привыкли от неё ожидать. Discotronics официально определяются как музыкальный опыт, появившийся в промежутке между диско и Фриппертрониками». «Таков первый элемент. Это не всё, что случится в цикле Движитель к 1981 – только первый элемент». Это заключает открывающие разговор положения Фриппа. Он глядит на меня. Я безмолвен, на мгновение раздавлен величием планов. «ОДНА ТУШЁНКА С КАРТОФЕЛЕМ И СЫРНЫЙ ПИРОГ – СПАСИБО ВААААМ» - ревёт бармен над головами толпы. У меня созрел вопрос и я не замедлил его огласить – что вызвало решение предаться этой трёхлетней компании, спросил я. «Ну», - снова говорит Фрипп: «Когда я отошёл от мира музыкального бизнеса с официальной отставкой в 1974, у меня вообще не было никакого намерения возвращаться. Я думал, что такое вряд ли произойдёт. Но когда я приехал в Америку в феврале 1977, чтобы присоединиться к Питеру Габриэлю, я в некотором смысле окунул локоть в воду и стремился понять, является ли этот мир тем, где я могу получить подходящее образование. Так как я становился всё более занятым, продюсируя Дэрила Холла и Питера Габриэля, мне пришло в голову – возможно, где-то весной 1978 года – что я никоим образом не удалялся от дел». «Вот, когда мне было 18 и я распланировал свою жизнь на ближайшие двенадцать лет, одной из целей было удалиться от дел в возрасте тридцати. Что я и сделал. Но весной 1978 я понял, что больше я не в стороне. Я работал, если хотите, как профессиональный музыкант и, да, это было возможно для меня – использовать моё занятие как образование. Кроме того, это было значимое занятие и само по себе». «Так вот, этот сигнал, и потом вспоминаю, что дьявол использует праздные руки, и я подумал, что, может, было бы хорошо держать руки занятыми. Имелись и другие соображения, к которым мы можем вернуться позже – сторонний аспект Движителя к 1981 заключается в том, чтобы помочь в финансовом плане интересам и предприятиям вне музыкального бизнеса». Фрипп делает паузу, ожидая, как кажется, следующего вопроса. Я спрашиваю его, предполагал ли он в дальнейшем какое-либо сотрудничество и участие в проектах в тот момент, когда объявлял о том, что эксперимент под названием King Crimson закончен. «Нет», - твёрдо отвечает он. «В тот момент, когда был распущен Crimso, хотя следом и имел место предстоящий тур Фриппа и Ино в Европе – который, в действительности, являлся типичным маленьким, мобильным и разумным туром, так вот, хотя такой тур и имел место, никаких планов у меня не было вообще. Там было другое, а именно, это был год, когда я должен был закончить свои дела, чтобы быть в состоянии отправиться в Шерборн и принять участие в Пятом Основном Курсе Межнациональной Академии Непрерывного Образования. Вот что должно было составить мои действия на второй год». Два продавца обменялись озадаченными взглядами. «А на третий год?» - спрашиваю я. «Он», - говорит Фрипп: «Должен был быть потрачен на то, чтобы прийти в себя после второго года. Это был, как видите, трёхгодичный блок: подготовка, уход, восстановление. Я прекратил Crimso не потому, что собирался делать нечто другое в чисто музыкальном смысле. Если говорить о Crimso, то одной июльской ночью 1974 года мне стало ясно, что я должен буду уйти – такая мысль пришла ко мне несмотря на то, что на следующий день мы начинали записывать Red». «Можешь сказать, почему ты внезапно решил, что надо уйти?» - спрашиваю я с тревогой. Наблюдатель из супермаркета с напитком голубого цвета, сидевший позади Фриппа, обернулся, явно заинтригованный. «Это был очень, очень сильный персональный опыт», - говорит Фрипп торжественно. «Вы хотели остаться отдельной личностью?» «Не особенно», - отвечает Фрипп. «Это сложно объяснить без того, чтобы звучать напыщенным пустоголовым пижоном, без того, чтобы делать заявления, звучащие более всего как праздные эгоцентрические речи. У меня был очень сильный личный опыт – у меня был проблеск или что-то вроде этого». Два продавца опрокидывают стаканы. «В последнем интервью, что я дал, когда распались Crimso, я не знал, как объяснить это», - продолжает Фрипп. «Съехала крыша. Это самый простой способ, как можно описать это. И в трёх-шести месячный период я был не в состоянии функционировать. Мир изменился, иной набор обязанностей, и я перестал быть способным на что-то». «Моё эго ушло. Я потерял его за три месяца. Мы записывали Red, и Билл спрашивал: «Боб, что ты думаешь об этом?» И я говорил: «Хорошо», - а внутри я думал: «Как я могу знать что-нибудь? Кто я такой, чтобы считаться с моим мнением?» И я говорил: «Как сам считаешь, Билл. Да, как тебе нравится». «Понимаете, мы привыкли глядеть на себя так, что находим объяснения в нашем мнении, которым у нас определяется способ преодолеть повседневное трение, обязательно присутствующее при любом виде деятельности. Например, если я скажу тебе: «Алан, как тебе погодка?», - а ты ответишь: «Я – ничто. У меня нет никакого права выносить какие-либо личные суждения о погоде», - ну, я скажу: «Прекрасно», - и пойду дальше. В тот момент вам не стоило бы высказывать мне свои суждения. Вот, грубо говоря, такая у меня тогда была ситуация. Мне потребовалось от трёх до шести месяцев, чтобы специфический тип индивидуальности Фриппа вновь дошёл до того состояния, в котором я уже мог участвовать в привычной повседневной суете». Фрипп даёт короткие выдержки из своей памяти. «ОДИН СЫРНЫЙ ПИРОГ И ТВОРОЖНЫЙ ПИРОЖОК – СПАСИБО ВАААААМ» - ревёт бармен над головами толпы. Этот личный кризис, очевидно, был одной из причин – хотя и не единственной – его решения уединиться в Шерборне, где он оставался в течение десяти месяцев. Шерборн, это следует объяснить, институт, основанный Джоном Беннеттом, учеником Гурджиева и Успенского, и базирующийся, фактически, на принципах гурджиевского Института Гармонического Развития Человека. Причины, по которым Фрипп отправился в Шерборн, многочисленны и сложны, и слишком запутаны, чтобы приводить их здесь. Было бы несправедливым к его мотивам приводить здесь искажённую, сокращённую выдержку из той физиологической и эмоциональной смеси, которая привела его в Шерборн. Можно сказать, однако, что он сбросил в Шерборне свой лоск, славу, которой наслаждался будучи рок-звездой; это привело его к более разумной оценке дальнейших перспектив развития мира и его участия в этих процессах. «Такова была часть общей причины», - говорит он. «Помню, что как раз перед тем, как отправится в Шерборн, я сходил на the Reading Festival в августе 1975 года. Группа, вышедшая на сцену, в действительности состояла из моих друзей. Тем не менее, мы прождали полтора часа перед началом их лазерного шоу. Я подошёл поближе. Начался дождь. Я стоял в грязи по щиколотку. Моросило. Человека справа от меня начало рвать. А человек, стоявший слева, спустил штаны и начал мочиться мне на ногу». «Позади меня стояло где-то 50000 человек, которые, может, два-три вечера в неделю, чтобы поразвлечься или отдохнуть, участвуют в этом нереальном мире рок-н-ролла. Потом я посмотрел на группу на сцене – их лазеры застревали в ночи, они тоже существовали в этой нереальной дрёме. Они существуют так 24 часа в сутки семь дней в неделю, и так весь остаток своей жизни». Фрипп говорит, что курсы, которые он посещал в Шерборне, помогли ему вновь обрести ощущение цели и направления; они избавили его от чувства бесполезности, которое годы преследовало его. Курсы составляли изучение космологических, религиозных и философских верований, и куда более подробно те, что распространяет Гурджиев, но Фрипп особенно подчёркивает практический характер курса. Это определённо не был летний лагерь для интеллектуалов. «Там было по сто человек в доме», - говорит он. «У них были различные жизненные уклады, они приехали из разных стран. Возраст варьировался в промежутке от восемнадцати до шестидесяти-пяти лет. И за год, что я был там, мы потеряли два процента. Трое из них отправились в сумасшедший дом». «Звучит довольно мрачно», - вслух размышляю я. «Было довольно трудно», - отвечает он. «Когда я раздумывал, стоящ ли этот материал для интервью, приятель сказал мне – это неудобно физически, неудобно физиологически и обескураживающе в духовном плане. И это БЫЛО одним из наиболее дискомфортных физических опытов в моей жизни. Всегда было ужасно холодно. Каждый, кто побывал там, прежде всего, возможно, запоминал этот холод. И это был не только физический холод». «Тот холод, что порой холодит душу». «ОДНА СОСИСКА С ЯЙЦОМ, БОБЫ И СЫРНЫЙ ПИРОГ - СПАСИБО ВАААААМ!» - ревёт бармен над головами толпы. «Я делил спальню с пятью другими людьми», - продолжает Фрипп. Один с Аляски, два из Америки, Ирландец, Польский Американец и Итальянец». («Послушайте только!» - порываюсь я прервать) «Итальянец», - продолжает Фрипп: «в большинстве случаев пробуждался в три часа утра и шуршал достаточно громко, чтобы меня разбудить, хотя мог бы перевернуться на другой бок и спать дальше. Кровать человека с Аляски была следующей за моей. Он всегда был подавлен и несчастен. Его голова постоянно была вжата в плечи, вот так». Фрипп исполняет роль деформированного жителя Аляски. Люди начинают отодвигаться от нас. «Обычно мы вставали в шесть, если не готовили завтрак, а десять часов шло у нас за пол-пятого». «Звучит ужасно», - всё, что я могу сказать. «Это было замечательно», - объявляет Фрипп. «Так здорово, так по-земному. Беннетт часто повторял: «Духовность – вещь прежде всего практическая». Вся идея состояла в том, чтобы напомнить нам об этом. Одно из моих любимых воспоминаний – это рытьё траншеи для водопроводной магистрали». О, правда? «Я на дне восьмифутовой траншеи, которую рыли два дня, с 28 другими людьми, которых я – всех без исключения – не перевариваю – и внезапно начинается дождь. А затем весёлый голос сверху, и все устремляют взгляды в ту сторону: «Эй! Мы копаем не в том месте! Вот здесь водопроводная магистраль кончается! Нам придётся начать заново». Как в тот момент можно было найти способ цепляться за все эти яркие идеи? Это был тест. И это было изумительно, глядеть, как из вас выкачивают высокие идеи. Я имею в виду, что, как я думаю, каждый, кто приехал в Шерборн, думал, что Бог избрал их и только их, так что это было очень, очень полезное избавление от идей… Ну да. Конечно. Я думал, что я особенный. И кроме того, я был рок-звездой». Я задумываюсь, можно ли попросить одного из продавцов поддерживать беседу с Фриппом, пока я сгоняю вызову санитарную машину, но это чувство проходит. Я спрашиваю Фриппа, какие планы жизни после Шерборна он строил. «Моя идея состояла в том, что мой путь – путь священника», - спокойно отвечает он. «Но я хотел продолжать работать в рок-мире. Я хотел бы быть рок-гитаристом и священником одновременно». «Английская церковь?» - слабым голосом вопрошаю я. Первый шаг обратно к полноценном увлечению музыкой был сделан Фриппом в его работе на первом альбоме Питера Габриэля, спродюсированным в Торонто Бобом Эзрином <Bob Ezrin>. «Это был очень деморализирующий и депрессивный опыт», - ответствует он. «Я понял, как это сложно – работать с продюсером. Мне он нравится как человек, но я не могу полностью самовыразиться в сложившейся ситуации. Да и Питер не мог. На этом альбоме играл не Роберт Фрипп. Возможно, только в конце июля 1977, когда я отправился делать Heroes с Боуи в Берлин, Фрипп получил возможность быть Фриппом. В этом опыте для Фриппа не было ограничений». «По-настоящему, когда Питер пригласил меня поиграть на этом альбоме, я согласился принять участие в записи на том условии, чтобы в случае, если мне процесс не понравится, я мог бы уйти после трёх дней. Питер согласился. Но после трёх дней, поняв, что это мне не подходит, я не пожелал уйти. Я не хотел покидать друзей и разорять их своим уходом». «ЗАКАЗЫ, ЛЕДИ’Н’ЖЕНТЛЬМЕНЫ – СПАСИБО ВАААААААМ!» - ревёт бармен над головами толпы. Фрипп вернулся в Англию после сессий записи Gabriel I. Он работал над редактированием, публикацией и распространением записей речей Беннетта в Шерборне. На данный момент доступны 23 наименования, и Фрипп собирается направить прибыли с Движителя к 1981 году на производство и реализацию оставшихся записей. Он вернулся в Америку на тур Питера Габриэля в феврале 1977 и решил «использовать Нью-Йорк как центр притяжения». «Я чувствовал, что это верное решение, по ряду причин», - говорит он. «Так я стремился выиграть время, тем временем освобождаясь от привычных психологических образов». Именно в этот период в Нью-Йорке Фрипп возобновил близкие отношения с Дэрилом Холлом. В первый раз они повстречались в сентябре 1974, когда Холл свозил Фриппа в Торонто, чтобы посмотреть на группу Hall & Oats. Холл хотел, чтобы Фрипп продюсировал дуэт. Идея, говорит Фрипп, пришлась ему по нраву, однако возникла в «несоответствующее» время. Однако в 1977 Холл записывал свой сольный альбом, Sacred Songs. Фрипп был привлечён к записи в качестве гитариста. В первый же день по прибытии он поднялся в звании до продюсера. Альбом был завершён 2 ноября 1977. RCA немедленно убрал его на полку. «Он ужаснул записывающую компанию», - говорит Фрипп. «Ужаснул их. Их официальное описание альбома было таким: странный. Они просто отказались выпускать его. Запись отпугнула компанию и их менеджера». «Хотя это был замечательный рабочий эксперимент. Там есть замечательная музыка, одни из лучших композиций, что Холл когда-либо делал. Конечно, присутствует совершенная честность и личная открытость. Думаю, люди вокруг него были смущены тем, что он сделал. Одна из вещей, которая стала очевидной, так это то, что у Дэрила не было той свободы, которая, как он полагал, у него есть». Конфликт, разыгравшийся между RCA и Холлом в тот момент, был вновь осложнён его участием в работе с Фриппом над Exposure. Первоначально Холл был основным вокалистом – «Я просто не мог держать его вне студии», говорит Фрипп – и появлялся на 17 минутах альбома. Exposure был завершён в августе 1978, и в сентябре Фрипп вернулся в Англию для мастеринга альбома. Затем, в свете проблем с контрактом, разросшихся из-за участия в записи альбома Холла, первоначальная работа Фриппа должна была быть уничтожена. Теперь ему следовало переделать 30 процентов альбома. «Я был полностью деморализован и находился в депрессии. Мне дали ножом в спину», - вспоминает он. Ему позволили использовать Холла на двух композициях, а потом следовало приступить к поискам подходящих вокалистов для оставшейся части альбома. Питер Хаммилл уже девять лет был ему другом. Фрипп позвонил ему и спросил, может ли он появиться на альбоме. Тот вылетел в Нью-Йорк из своего дома в Вилтшире почти в тот же момент. «Он зашёл в студию, одетый в довольно модном стиле, стройном и гладком, сбросил свои наряды и облачился в вонючий халат, здорово хлебнул из бутылки коньяка, что принёс с собой, вошёл и начал расставлять вещи. Замечательный человек. Очень хороший. Он говорит, что, когда начинал петь, хотел добиться вокального эквивалента Хендрикса. Концептуально он был тем, кто нужен. И он сделал, что следовало, я думаю». Трудности с контрактами, возникшие во времена неосмотрительного участия Холла, повторились, когда Фрипп попросил у компании Chrysalis, чтобы Blondie сыграли на версии песни Донны Саммер <Donna Summer>. Chrysalis отказались дать разрешение. «То решение, которое запретило Blondie появиться на моём альбоме, является продуктом той системы ценностей, с которой я не готов работать. Это решение, принадлежащее старому миру. Это не тот мир, которому я хотел бы хоть на секунду принадлежать», - говорит он. «НАПИТКИ, ЛЕДИ’Н’ЖЕНТЛЬМЕНЫ – СПАСИБО ВАААААААМ!» - ревёт бармен над головами толпы. Мы покидаем паб, чтобы продолжить разговор где-нибудь ещё. Фрипп выбирает место в углу у окна, в the Salad Centre. Мы говорим об альбоме Дэвида Боуи Heroes. «Когда я делал этот альбом, я был полностью отключён от моего мозга. Я не знал, где я и что я. Я не играл как Роберт Фрипп три года. У меня не было никаких идей насчёт того, что я собираюсь делать, никаких ожиданий и предубеждений. Я просто пришёл и сделал это». «Я сказал мистеру Б.: «Смотри же, я не играл три года. Я не знаю, как я сейчас играю». И он сказал: «Ну, как думаешь, сможешь ты сыграть шерстистый рок-н-ролл?» Я сказал: «Не знаю. Может и да. Я попытаюсь». Так что я пришёл послушать, что они делают, и они сказали: «Эй, ты можешь и сам включиться в игру». «Полагаю, да», - сказал я. И самая первая вещь, что они делали, была Beauty and the Beast. И я играл прямо поверх. Вот так я и сделал остальную часть альбома. Они выдавали готовую дорожку, и я играл. Никаких репетиций. Я просто играл». Это, говорит он, метод, которым он предпочитает работать; полностью интуитивный ответ, и неожиданности. В такой манере он и Ино записывали No Pussyfooting, первую сторону которой он долгое время считал своей лучшей работой. «Боуи сказал мне, что это было нечто из того, что оказало на него значительное влияние; для меня это значит, что это было одно из его значительных влияний. Конечно, он прав. Он человек с музыкальным вкусом, этот мистер Б. Я очень его люблю. Хотя и не так уж хорошо его знаю. Зная, как проявляется дружба в случае Брайана, могу подумать, что он – друг Дэвида. Я считаю его очень приятным человеком, но я не в той степени близости с ним, как Брайан». «Хотя я думаю, существуют схожие черты у всех троих из нас. Мы примерно одного возраста, примерно из одного и того же слоя, рабочего слоя. Мы все из той породы энергичных само-публицистов, само-раскрутчиков. Каждый из нас представляет степень ответственности за обладание чувствами. Так что существует тенденция мозгового и телесного вовлечения кого бы то ни было, а уж потом вовлечение чувств». «Все трое очень чувствительны, и в то же самое время имеют способность быть холодными и твёрдыми как ограненный алмаз. И как у алмаза много граней и он может быть очень полезным, так и мы многогранны, можем блистать, можем выглядеть очень хорошо. Но также мы можем очень сильно порезать». «Вы допили, молодые люди?», - спрашивает официантка, вытирая со стола. Exposure, согласно закрученным планам Фриппа, изначально предполагался как заключительный элемент трилогии альбомов; другие два были Sacred Songs и Peter Gabriel 2. Из-за задержек в выпуске его собственного альбома и отклонения компанией RCA Sacred Songs, планы трилогии были оставлены в пользу нового варианта, который ныне содержит Exposure и его преемников. «Что я пытался сделать первоначальной трилогией», - объясняет Фрипп: «Так это исследовать «поп-песни» как средства выражения. Думаю, что это – необычайно хороший путь продвижения идей. Думаю, это – высшая дисциплина – знать, что ты должен собрать вместе в три-четыре минуты все свои потерянные эмоции и найти слова, односложные и меньше, чтобы представить свои идеи. Это дисциплина формы, которую я не считаю дешёвой или дрянной». Все эти звуки, первоклассные и аккуратно выраженные (хотя тезис едва ли нов)… Но я не могу сдержать свой скептицизм: «Уж не думаете ли, что вы пытались наложить некоторую общую структуру на три несоизмеримых записи, чтобы предложить бОльшее, более важное утверждение?», - спрашиваю я. Я готов откусить себе язык. «Всё это скреплено вместе», - начинает Фрипп. «Как мог бы сказать Ино, в сложной системе человек никогда не может предугадать все возможные результаты. Так что каждый принимает решение и действует согласно динамике развития результатов этого решения. Я мог бы выразить это так: «Оседлай динамику бури». «Один из способов коротко выразить это, это сказать – так как всё живое совокупляется, так почему бы и вам не расслабиться». А почему бы и нет, чёрт побери? «И вот это самое расслабление, вселенская азартная игра, является продолжающимся творческим процессом. Есть действие и разум, стремящийся найти ему объяснение. Это не два отдельных элемента. Они развиваются вместе. И приняв простое решение сделать запись, получаете, что всё получает при этом своё продолжение. Что я делаю, так это делаю запись, а потом исследую то, что сделал. Предполагаю, что есть часть меня, которая знает, что я делаю, и есть мозг, который должен понять эту суть действия. Существует врождённый порядок. Люди – не индюки. Если вы прислушиваетесь к себе, вы можете понять, что вы говорите». Но я спрашиваю, на более приземлённом уровне, как высоко он оценивает Exposure? «Понимаю», - говорит он: «С журналистской точки зрения было бы неплохо заполучить от меня хорошую горячую цитату». Но вы, конечно, не думаете, что он промолчит? «Он продолжает удивлять меня», - немедленно гасит он подобные ощущения, если вдруг у кого они возникли: «В том смысле, что это здорово, когда я в большей степени знаком с поверхностными ньюансами. Но больше того, он удивляет меня своей завершённостью. Как целое, он так хорош. Так хорош». «Думаю, возможно, в смысле жанра, это, очевидно, наилучший альбом за последние пять лет, а может и больше. Я не думаю о нём как о прог-роковом альбоме. Я думаю с тех позиций, что он приподымает ВСЕ категории. В некотором смысле это резюме, ни один из его компонентов сам по себе не новаторский, но ничто и не устаревшее». Фрипп будет раскручивать свой новый альбом в процессе пятилетнего мирового тура. Места встреч в основном будут располагаться в музыкальных магазинах и офисах записывающих компаний по всему миру. «Каждому, кто хочет увидеть меня в Лондоне», - говорит он: «Стоит покрутиться у Экспресс-Пиццы в среду вечером, где они услышат Музыку для Ресторанов». Он также сыграет в магазине Virgin Records на Оксфорд Стрит. Девиз тура, как он говорит, человеческий контакт. «Я просто приду как ещё один человек и установлю контакт с другими людьми, которые, по совпадению, продают мои записи. Ключевой момент здесь – это качественный прыжок изнутри, раскрывающийся наружу во всех направлениях. Видите ли, я играю в офисе записывающей компании, как я намереваюсь сделать на следующей неделе, и говорю: «Посмотрите – вы здесь, я сделал запись, в которую решительно верю, и я рад возможности убедить вас проигрывать её», и тогда человеческий контакт сделает остальное». «Одно и то же действие будет работать на множестве различных уровней. Часть процесса работает на уровне раскрутки, а другая стремится утвердить некоторые из моих более личных верований в силы маленьких, мобильных и разумных единиц. Хотя для меня и выполнимо сформировать группу и пойти поиграть перед 3000 зрителями, всё же это не кажется мне подходящим». «Это наложило бы ограничения. Мне кажется куда лучшим вариантом поиграть в музыкальных магазинах. Вот я и сделал тур по миру, играя в музыкальных магазинах. Уберите записи в середине магазина, усадите меня в глубине, и каждый, кто хочет прийти, купит мою запись с прилавка – а это даст стимул и магазину, и звукозаписывающей компании – и каждый, кто придёт, получит концерт в очень человеческом и прямом стиле, плюс замечательная запись за ту же цену». «У меня есть возможность играть, встречаться с людьми и продавать записи. Идеально. Я так верю в простые идеи. Это – такой очевидный способ. Элвис Костелло <Elvis Costello> мог бы взять гитару в музыкальный магазин, включить её и играть свои песни. Мог бы прийти Питер Габриэль, включить Fender Rhodes и сделать то же». «Видите, нет необходимости копаться в деталях. Вы просто приходите и говорите: «Привет, я Роберт Фрипп, я бы хотел поиграть в вашем магазине!» И вы играете и это всё, что чего-то значит. Как сказал Гурджиев: «Говорите грубо, главное – выразить смысл». И это правда». Он решает, что я смогу перехватить шестичасовую электричку обратно в Лондон. Он отвозит меня на станцию. «Я работаю над новой теорией», - говорит он, пока мы не добрались до кассы. «Правда?» - говорю я, открывая дверьVolvo. «Да», - говорит он: «Я работаю над теорией, что Иисус провёл те 12 неизвестных лет своей жизни в Уимборне». Я хлопаю дверью Volvo и бегу на поезд. |