Фрагменты интервью, данного в марте 2000 года ресурсу Calamity, новостному вестнику в рамках проекта Дэвида Кросса

Я начал писать лирику к песням, когда в 1969 году стал участником Supertramp, так как больше никто не хотел этим заниматься. Это было похоже на школьное задание… на самом деле, и сейчас это то же самое. Поначалу я относился к этому несерьёзно. Играть на гитаре куда забавней. Я написал слова для первого альбома Supertramp; потом я начал слушать то, что делали настоящие поэты – Пол Саймон, Дилан, Леннон, Джони Митчелл. Больше всего жалею о том, что не могу писать как Чак Берри.

Я начал играть на гитаре в 13 или 14 лет и следовал музыкальным направлениям шестидесятых с группой школьных друзей, среди которых был и Джон Веттон. Кроме Битлз, а потом соул-музыки (которая всегда очень ценилась в Англии), я изучил множество блюзовых номеров, музыки, которую я и сейчас люблю играть больше всего. Первой попыткой стать профессионалом была группа Tetrad. Веттон играл на басу и пел. Парень по имени Джон Хатченсон играл на органе Hammond – сейчас он инженер по аэронавтике и живёт в Калифорнии. Боб Дженкинс играл на барабанах; я не видел его с 1969 года, но, как я понимаю, он уважаемый сессионный музыкант. Играть собственный материал мы не отваживались, придерживаясь музыки наших героев: Vanilla Fudge, ELP, Traffic, Graham Bond – прог-рок того времени. Это были громкие вещи. Мы мотались по всей Англии за сущие гроши и через год отказались от затеи.

В идеале слова и музыки должны быть неотделимы. Слова должны брать, и отдавать что-то, у тайн музыки и голоса вокалиста. Я не поэт. Я плохой музыкант. Я пытаюсь выразить в словах вещи, которые не способен выразить на музыкальном инструменте.

Как раз после того, как развалились Tetrad, я ответил на объявление в Melody Maker. Это был август 1969 года. Я пришёл на прослушивание в Лондоне. Днём раньше Рик Дэвис принял в качестве гитариста Роджера Ходжсона, но, как оказалось, мы трое хорошо понимаем друг друга, и Роджер решил, что ему стоит научиться играть на басу – который он с блеском освоил. Кстати говоря, в тот же день я прослушивался у Wishbone Ash.

Из Supertramp я ушёл восемнадцать месяцев спустя, потому что наше первоначальное взаимопонимание, к сожалению, исчезло. Я не смог приспособиться к музыкальной ситуации. В то время я думал, что знаю всё обо всём – на самом деле, я медленно учился и запаздывал с развитием. Я восхищаюсь Риком и Роджером как исполнителями и сочинителями, но больше всего меня восхищает то, что в семидесятых они НЕ БРОСИЛИ. Они в самом деле здорово поработали ради успеха, который пришёл через пять трудных и расстраивающих лет. Тогда же я перебрался из Англии в Германии. Несколько недель в 1969-1970 годах Supertramp играли там, и в начале 1971 года я обнаружил, что в Германии у меня больше друзей, чем в Англии. Так что я решил поселиться там на время. И вскоре понял, что могу – с большим или меньшим успехом – жить в Мюнхене, играть на гитаре здесь и там и писать музыку к фильмам. Кинематограф очень занимал меня, я даже пытался поступить в Мюнхенскую школу кино и телевидения; но мой немецкий был недостаточно хорош. В семидесятых в Мюнхене был просто таки культурный бум. И вышло, что я там и остался. А перед тем никаких связей в Германии у меня не было.

Не думаю, чтобы Роберт Фрипп знал что-то из моих прошлых работ при приёме в Crimso. Уже в поздних шестидесятых он был местной гитарной легендой в наших Борнмутских краях, но у нас не было личных контактов.

В Crimso у меня был абсолютный карт бланш; я мог писать всё что хотел; замечательно! С тех пор мне нечасто давали такую свободу. И было ясно, что никто не будет требовать у меня простых любовных песенок.

Ясное дело, мне приходилось слышать Crimso до вступления в группу. Изумительный первый альбом был сенсацией в кругах музыкантов в то время, когда я играл в Supertramp.

Первой песней, которую я написал для Crimso, была Easy Money или Book of Saturday, не помню, какая из них.

Night Watch был написан где-то между Lament и the Good Ship Enterprise в ранних семидесятых в качестве одного из элементов моего собственного альбома, так никогда и не ушедшего дальше первых демо. Джон вложил стихи в песню Crimso, применил их к идеям, которые они развивали вместе с Робертом, переработал музыку в плане аккордов. Никто не понимал эту песню в тот момент, когда она появилась. Но ничего таинственного в ней нет, это просто короткий комментарий к Рембрандту и окружавшей его исторической ситуации Голландии семнадцатого века. Возможно, это не самый лучший объект для рок-музыки. Сейчас побольше людей понимают, о чём песня. Гений Рембрандта обогащал моё существование со школьных дней. Я с нетерпением отправился на выставку его автопортретов в Лондонской Национальной Галерее, и был поражён тем, что, хотя выставка продолжалась уже три месяца, мне пришлось выстоять в очереди целый час, чтобы попасть туда. И даже когда смотришь на поздние автопортреты поверх людских голов, они остаются вызывающими трепет и возвышенными произведениями искусства, для которых ничего не значат прошедшие столетия.

Я контактировал с Crimso через Джона. Всех остальных я встретил в Лондонской Command Studios, во время записи Larks’ Tongues In Aspic, в начале 1973 года. Позже несколько дней я аккомпанировал им во время тура по Германии. Регулярных и близких контактов у нас не было.

В семидесятых я участвовал в проекте Emergency. Это было джаз-роковое образование, возглавляемое чешским саксофонистом и аранжировщиком Ханесом Береа. Мы много концертировали и играли очень сложные и быстрые композиции, которые были вне моих технических гитарных способностей. От Ханеса я узнал многое о механике музыки. Он погиб в автомобильной аварии несколько лет спустя. В те же годы я участвовал в записи альбомов: Diez & Bischof, альбом Daybreak, на котором я написал бОльшую часть лирики; Munich, два альбома мэйнстримовой рок-группы из города с тем же названием, в середине восьмидесятых я играл у них на гитаре и написал с ними ещё два альбома. К концу семидесятых я работал поэтом на полную ставку, и участвовал в создании дюжин поп-альбомов и синглов.

В восьмидесятых я написал буквально сотни стихов для разного рода музыкантов Германии, Франции, Италии. Я был достаточно удачлив, чтобы попасть в чарты вместе с La Bionda, Гилбертом Монтегю, Мирей Матье и Патриком Даффи, Moti Special, Мишелем Кретью, Сандрой и Munich. В девяностых я кое-что писал для Haddaway, однако по большей части изучаю компьютерные технологии в производстве музыки и технические стороны работы со звуком; лет десять назад я перебрался в Баварский пригород, чтобы проводить больше времени с женой и двумя сыновьями. В настоящий момент я пытаюсь продюсировать двух очень талантливых композиторов и исполнителей из этой местности. В последние два года я наконец вновь принялся периодически играть на гитаре, концентрируясь на исполнении блюза и кантри, стилей, которые лежали у истоков моей карьеры. Возможно, у меня больше энтузиазма, чем таланта, однако игра в клубах и барах – одна из радостей в моей жизни. Когда я писал для Crimso в ранних семидесятых, я, конечно, не мог и предположить, что когда-нибудь буду иметь дело с мэйнстримовой поп-музыкой; ни я, ни Пит Синфилд, думал я. Но писатель стихов в музыке не может заработать себе на хлеб иным способом. И в конечном счёте, я реализовал возможность сделать музыку своей профессией.

Песня Good Ship Enterprise? Джон хотел сделать её песней Crimso, но Роберт распустил группу до этого момента. Песня о выжившем в кораблекрушении, дрейфующем в маленькой лодке в открытом море с мёртвым компаньоном на плоту, не знающем, будет ли он (или она) спасён. Песня о бессмысленности человеческого тщеславия в равнодушной вселенной (русская тема?). У Crimso есть ещё пара-тройка невыпущенных песен с моими стихами, но они сохранились только частично.

Откуда пришла идея написать стихи к композициям нового альбома Дэвида Кросса Exiles? Он просто позвонил мне и спросил, не хочу ли я сделать это. Я был очень доволен. А контактов у нас не было вообще. Мы встретились в первый раз за последние 25 лет на концерте Crimso в лондонском Royal Albert Hall. Через год я видел выступление Дэвида со своей собственной группой в лондонской Astoria, где также появился Джон, и мы коротко обсудили возможность совместной работы. И ещё я присутствовал в студии, когда Джон исполнял Exiles для альбома Дэвида.

Хостинг от uCoz