Для Crimso настало время подойти к концу.
Эксперимент закончен. По трём причинам. Первая – то, что это отображает изменения в мире. Вторая, некогда я считал, что быть частью группы вроде Crimso – это наилучшее либеральное образование, которое может получить молодой человек, сейчас я знаю, что это не так. И третья, энергия, присущая особенному жизненному укладу группы и музыке, более не имеет ценности при той жизни, которой я ныне живу.
Но, возвращаясь к первому пункту, изменения в мире. На данный момент, мы находимся на этапе перехода от, если хотите, старого мира к новому. Старый мир характеризуется тем, что один современный философ обозначил как «динозавровая цивилизация», большая и неуправляемая, без обилия интеллекта – в точности динозавр.
Примером такого может быть, например, Америка или любая огромная, мирового масштаба, сила. Другим примером может быть любая крупная группа с многими и многими дорожными менеджерами… все эти единицы начинают с того, что отвечают потребностям, но теперь у нас есть ситуация, когда, имея возможность творить людское мышление, они должны создавать потребности сами, чтобы быть способными продолжать существование. Другими словами, они становятся вампирами.
Интересный момент, что есть множество всё ещё существующих групп, в которых запутались музыканты, которые уже не могут совладать со сложившейся ситуацией. С Crimso, хотя подобное состояние всё же не было достигнуто, группа могла бы пойти в этом направлении в следующие шесть месяцев… Конечно, она никогда бы не стала динозавром. Но она могла бы стать уменьшенной копией динозавра. Ситуация развивалась бы чисто механически, становясь неуправляемой. И группа перестала бы быть достаточно маленькой, независимой и разумной, чтобы быть способной на существование в новом мире.
А те, которые будут присущи новому мир, это маленькие, мобильные, независимые и разумные единицы, и будет это, а… вместо города, вы получите маленькие самостоятельные общины, современные деревни. А вместо Crimso, вы теперь получили меня – маленькую, независимую, мобильную и разумную единицу. Таковы существенные различия между старым и новым мирами.
Но переход от старого мира к новому уже начался. Старый мир уже фактически мёртв, а то, что мы видим сейчас, это, если хотите, смертельные судороги. У больших единиц огромные ресурсы и большая мощь, хотя мощь их – не самая лучшая часть или качество, которое они могут пустить вход для того, чтобы поддержать своё существование.
Они не будут, как мне представляется, достаточно разумными, чтобы понять это, фактически, они уже мертвы и, вместо сотрудничества и помощи в становлении новому миру, думаю, они будут бороться с ним. Переход достигнет апогея в промежутке между 1990 и 1999 годами. В это момент трение достигнет наибольшей величины, и если не будет людей с определёнными знаниями, мы можем стать свидетелями полного краха той цивилизации, которую мы знаем, и периода опустошения, который сможет продолжаться в течение, может быть, 300 лет.
Это будет сопоставимо, например, с крахом минойской цивилизации.
Но, надеюсь, мир будет готов к переходу, в каковом случае будет период в тридцать-сорок лет, в который Депрессия тридцатых покажется воскресным пикником. К концу этого периода мир изменится, и каждому, чтобы благополучно преодолеть переход, потребуется сломать в себе приверженность к материалистической концепции бытия.
Подтверждая свои заявления, я основываюсь, во-первых, на собственном опыте жизни и переживаниях, прошедших в материалистической цивилизации – я размышляю об Америке и работе в организации, которая, хотя и не была динозавром, была тем не менее большой.
Я видел в Америке достаточные свидетельства ломки социальных и экономических порядков, чтобы понять, что что-то неверно в самом своём основании и не может быть изменено. Тут не надо обладать столь уж ярким или проницательным умом, чтобы понять, что, и это чистейшая правда, система разрушается. Жизнь слишком уж сложна и запутанна, чтобы продолжать существование наличествующим образом.
Но я также вошёл в контакт с некоторыми идеями… и совпадение идей из различных источников убеждает меня, что я прав. Опять же, не нужно обладать очень ярким умом, чтобы утверждать, что в течении ближайших десяти лет произойдут значительные лишения.
Я основываю мой прогноз на идеях людей, которых я уважаю, и которые обладают прямым восприятием всех этих вопросов.
У меня есть деловые знакомые в Нью-Йорке, живущие в очень сложной экономической и политической ситуации, и они называют 1990 год годом краха. Для меня это кажется вполне логичным.
Теперь вторая причина… Чтобы подготовить себя к этому критическому десятилетию, я должен приобрести некоторые умения и способности. Образование, прошедшее в Crimso, привело меня к этому конкретному пункту, однако группа не может обучать меня таким образом, каким я хочу обучаться.
Моё образование ныне должно быть иным. Вместо Crimso, я сейчас нуждаюсь, ну, это приводит нас к третьему пункту, об энергиях, вовлекаемых в процессе работы группы.
Это также возвращает к тому первому пункту об изменениях в мире. Для работы, в которой я на данный момент хочу принимать участие, энергии, которые мне необходимы, не те, которые я получаю от Crimso.
Это была замечательная группа, но тем не менее то, что мы делали, не было действительно для меня. И я не думаю, что для Билла или Джона тоже.
Crimso была демократической группой, каждый из нас имел силу наложить вето, и следовало приспосабливаться друг к другу. Но мы пришли к той точке, в которой обнаружили, что работаем вместе только потому, что у нас нет возможности найти музыкантов такого калибра вне группы.
Другими словами, если бы я хотел себе рокового барабанщика, я мог бы найти множество людей, с которыми мог бы работать. Но если я хотел барабанщика, а не просто рокового барабанщика, я ничего не мог найти.
Это был Билл, и, может быть, Майк Джайлз, и возможно, ещё двое в Англии. А где я мог найти лучшего басиста, чем Джон? Но принимая во внимание, как мы изначально собрались вместе – Билл потому, что хотел поработать со мной, а Джон потому, что хотел поработать с Биллом – я почувствовал, что в конце мы работали вместе потому, что не было никаких музыкантов того же качества и мастерства вне нашего круга.
И в плане музыкальном, возможно, нам приходилось приходить к слишком компромиссным решениям. Джон – это рокер, но Билл, с другой стороны, обладает очень детальным и дотошным подходом.
Когда Дэвид ушёл в начале июля, однако, мы решили работать как трио. Затем Ян МакДональд вступил в группу для участия в предстоящем американском туре, но это бы потребовало трёх неделей репетиций, при работе на четыре недели – довольно не сбалансированный вариант.
А затем был предложен европейский тур, но я уже решил, что группа подходит к концу. Тур мог бы означать, что группа будет разъезжать следующие шесть месяцев, но я не готов был секретничать с людьми, с которыми работаю, и жизнь слишком цена для меня, чтобы в течение шести месяцев находиться в ситуации, в которую я не вовлечён всем сердцем.
Следовательно, решение о прекращении существования было обнародовано быстро. Всё это не обсуждалось, хотя я думаю, что и Билл, и Джон имели представление о моих чувствах.
Вовлекаемые энергии не были правильными. Оказываться на сцене и сражаться с агрессией пяти тысяч людей, чтобы принудить их прислушаться к тому, что они слышат… Группа стала знатоком в том, как вести себя на сцене и как дать о себе знать слушателю, но путём создания чего-то иного более высокого характера, если хотите.
Может, это заставит вас задуматься, если я расскажу о работе, которую мы сделали в этом году: с января по февраль мы делали альбом, потом поехали в тур по Европе, затем немедленно в Америку, обратно в Британию на репетиции и вновь обратно в Америку на следующий тур.
После этого, у меня был один полный день в деревне перед тем, как мы начали записывать Red. С таким образом жизни было множество вещей, которые я хотел, но не мог сделать.
У меня есть определённые обязанности по отношению к земле, и я не могу выполнить их иначе, как пойти туда и поработать [у Фриппа есть коттедж в Дорсете]. Так что теперь вы можете увидеть меня на полпути к вершине громадного дерева, сжимающего в руках две здоровые пилы и пару секаторов.
Я также провожу много времени за обучением, в самом широком смысле – например, я практически бесполезен в деле, более захватывающем, чем процесс замены штепселя – в том числе и в сфере музыкальной электроники.
Так что я был бы рад стать самостоятельным, чтобы быть не только мобильным но и, в той же степени, независимым. Другими словами, я хочу развить практические навыки и, в добавление к этому, существует умственный подход, участвующий во всех этих штуках.
Мои музыкальные планы включают создание иной маленькой, независимой, мобильной и разумной единицы, которая, конечно же, есть совокупность Фриппа и Ино. Мы поедем в тур в Ноябре.
Фрипп и Ино, для меня, идеальный пример всех тех вещей, которые мы обсуждали ранее. Он не ищет связи с массами людей в стиле Crimso – я надеялся, как вы можете заметить, чтобы Crimso нашёл связь с каждым. Если говорить о большинстве групп, такое состояние было бы замечательно успешным. Но если говорить о группах высшего эшелона вроде Yes и Emerson, Lake & Palmer, это совсем не так. Поэтому мой подход теперь изменился, и то, что мы с Ино попытаемся сделать, так это оказать влияние на маленькое число людей, которые, в свою очередь, окажут влияние на большое число. Я всегда знал, что я не буду рок-н-ролльной звездой, гитарным идолом, чьи ходы будут изучать миллионы молодых гитаристов. Я не готов к тому, чтобы заполучить этот звёздный синдром, если хотите… Ино и я будем творить энергии, отличные от энергий Crimso.
Они будут гораздо более тонкими и менее осязаемыми, но в конечном счёте они будут куда более мощны, они создадут больше. Так будет. Человек не всегда имеет выбор, но порой случается, что у него появляется шанс сделать определённые вещи.
Сторона первая альбома Фриппа и Ино – лучшая вещь, какую я когда-либо делал, она приравнивается к первому альбому Crimso.
Она будет обращена к не столь многим людям, но, по истечении лет, она будет расцениваться как классика и, спустя лет пять, люди будут удивляться, как они могли пропустить что-то подобного качества.
Ино и я отметимся выступлениями, прежде всего в Англии и Европе… мы будем работать в Англии с конца Ноября по Декабрь.
Эти выступления будут куда меньшего и личного характера, залы меньшего размера и только двое нас. Мы сможем работать без тесной связи с организацией и подготовкой, это будет интимно, это будет порождать нужный вид энергии, это позволит нашим жизненным принципам стать более цивилизованными, это даст нам много времени на нас самих и, конечно, это позволит нам делать иные вещи.
Другое моё предприятие – альбом с Робином Трауэром. Робин и я очень преуспели в Америке, и он – один из немногих гитаристов с соответствующим характером, безошибочной способностью определять то, что правильно. Его поле деятельности многие люди считают узким, но это совершенно не так. В пределах этой области он безупречен, и его чувство, и его контроль превосходны. Я бы с радостью сделал несколько выступлений с Робином. Но у него есть своё собственное трио, и это было бы, ах, самонадеянно… но если Робин попросит меня принять участие в туре, я скажу: «Да, конечно же».
И в добавлении к этому, мне предложили работу, связанную с производством альбома. Я также рад сказать, что теперь я открыт для такой работы, это другая черта, присущая мобильному и независимому существованию. Люди могут позвонить и предложить мне работу. Но я не получаю предложений как гитарист вообще, а это другая вещь, которой я был бы рад. Я ожидаю людей, которые попросят меня поиграть на записях или на их концертах.
Но есть и четвёртая вещь, которую я хочу увидеть развивающейся; я собираюсь давать уроки гитары.
Я обдумывал это в течение некоторого времени, создание новой гитарной техники, вызывающей некоторого характера изменения в личности человека, который пройдёт сквозь эту дисциплину.
Я был глух к тону и не имел чувства времени, когда стал гитаристом. И, оглядываясь на прошедшие годы, я удивляюсь, как на этой земле немузыкальный, глухой к тону, не имеющий представления о времени пижон умудрился стать профессиональным музыкантом.
И я нашёл такой ответ: я нуждался в музыке, а музыка нуждалась во мне. Если вы примете то положение, что я нуждался в музыке, это также вовлекает обязанности. За то, какие возможности я получил, я взял на себя некоторые обязательства, и я могу освободиться от них как музыкант.
Моё обучение содержит создание техники, позволяющей музыканту иметь способ работы своими руками так, чтобы отобразить ту идею, которая идёт от чувства внутри него.
Другими словами, это техника, которая работает на уровне головы, рук и сердца…
Если вы говорите о рок-н-ролльном музыканте, то в его игре очень многое идёт от бёдер. Это не вовлекает никаких высоких энергий. Рок-н-ролл – ни особенно интеллектуальная, и, в сущности, не особенно духовная музыка.
Что я хочу сделать, так это дать рок-н-ролльному музыканту технику, которая позволит ему развить словарь, существующий вне всего этого. Но чтобы объяснить это чуть лучше, нам по-настоящему следует обратиться к элементам музыки.
Если вы возьмёте рок, джаз или классическую музыку: у вас есть, полагаю, фундаментальное для рок-н-ролла физическое выражение, очень распутное чувство, но с джазом у вас есть более свободный подход к вещам, что-то, что имеет тенденцию быть более эмоциональным. А классическая музыка требует дисциплины, которую большинство рок-н-ролльных музыкантов найдут пугающей.
Каждый из этих типов музыки существует на иных уровнях. Каждому из них присущ специфический вид чувства, и существуют соответствующие непересекающиеся словари, необходимые для отображения этого чувства.
Что будет делать моя гитарная техника, так это позволять музыкантам более свободно переходить от одной формы музыки к другой, так как, после освоения техники, индивидуальность музыканта будет напряжена достаточно, чтобы не только развиваться в эмоциональном и интеллектуальном планах, но и изменяться в соответствии с вовлекаемыми чувствами.
Другими словами, это не столько гитарная техника, сколько стиль жизни.