Я пробую новое и встречаю события без ожиданий. Знаете, ожидания вроде тюрьмы; если вы ожидаете, что тур по США будет похож на то-то и то-то, он никогда не будет похож на то, что вы задумали. Так что вы никогда не получаете того, чего хотели. Так что стараюсь пробовать и встречать с умом, по возможности открытым.
Три составляющих тура: перемещение, исполнение, и сопутствующие вещи – прежде всего интервью, затем музыкальные записи и всё такое прочее.
Можно различать типы аудитории по тому, как она одевается. А поскольку платье – словарь, который отражает различные образы жизни и различные ценности и всё такое, мне представляется разумным, что многообразие одежды аудитории, перед которой я играл, отражает многообразие музыкальных течений, в которые я был вовлечён. Правда, с абсолютной уверенностью сказать я этого не могу; надо бы сойти со сцены и расспросить их. Так что моя подавляющая аудитория во Французской Канаде состояла в основном из хиппи; в Торонто было по другому. В Торонто у вас будет толпа хипарей. Они помоложе. В Нью-Йорке, аудитория вновь другая. Другая в Германии. Другая в Испании. Кажется, мы затрагиваем людей в возрасте, в основном, от 16 до 35 лет. Лично я никогда бы не подумал, что шестнадцатилетним нравится Crimso, до тех пор, пока я не увидел, когда они размахивали за кулисами своими альбомами Crimso.
Мне не нравится отделять исполнителя от слушателей.
На практике, быть членом группы первого дивизиона – совершенно иная вещь, чем быть членом группы первого или второго. И характер разделения между исполнителем и аудиторией на уровне первого дивизиона совсем не тот, который мне симпатичен. Но мне нравится быть там – по ряду причин. Первая – получить чувство от аудитории. Другая, порой, это получить энергию от аудитории, так как, выходя на сцену, мы фокусируем на себе всю энергию – и, надо сказать, на уровне первого дивизиона большАя часть энергии аудитории в настоящее время враждебна. Очень интересно наблюдать, как изменилась аудитория за последние двенадцать лет. В настоящее время существует примечательный объём враждебности. В 1969, знаете ли, у нас было много веры в наших артистов. Они пытались что-то сделать. Они были из наших рядов. И так далее. В семидесятые пришло мучительное осознание того, что это не так. Художники, публичные фигуры всех мастей – по существу корыстны. Теперь мы пришли к другому. Мы довольно циничны, и циничность эта основана на вполне обоснованном положении, что общественные деятели заботятся прежде всего о себе. Музыкант – человек, изучающий законы музыки. Профессиональный музыкант – человек, изучающий законы музыкального спроса. А исполнитель – это человек, который устанавливает отношения между музыкой и аудиторией. Это всё разные вещи.
Что должны делать мы, так это фокусировать энергию, идущую из обоих источников, и гармонизировать её. Это значит, что теперь, в 1981, выходя на сцену как члены первого дивизиона, мы обираем и свою долю враждебной энергии.
Немногие молодые англичане понимают американцев, американскую культуру. Всё что они делали, в терминах английской культуры, совершенно понятно. Но очень немногие из английских музыкантов, приезжающих в Америку, понимают, что эта культура коммерческая. В Европе большее значение имеет политика, это социально стратифицированная культура. Так что, когда вы идёте работать, чтобы что-то менять, вы собираетесь работать в политике. В Америке, вы собираетесь работать в коммерции. Политика в Америке могла бы быть сведена к коммерции. И ясно, что когда группы из Англии со строгой политической мотивацией приезжают в Америку и продолжают оставаться в политике, это не та работа, которой можно заняться в Америке. Так что они делают ложный шаг – пусть и с самыми лучшими намерениями. Я уважаю Джона Лидона, я уважаю The Clash. И у тех, и у других были большие сложности в Нью-Йорке, так как они не поняли, что должны согласовать свою работу с другими ценностями, с другой культурой. В Риме мучили христиан – прибывая в Америку, учитесь работать в Америке. Лично у меня эта школа заняла девять лет.
Как я в первый раз встретил и спродюсировал Roches? Есть такой человек – Джон Роквел из Нью-Йорк Таймс. Сидели с ним на лестничной клетке в The Kitchen, собираясь повидать Гэвина Брайарса в Феврале 1978. Он представился. Я сказал – есть ли кто-нибудь в городе, кого ты порекомендовал бы мне поглядеть. Он ответил – погляди the Roches. И я пошёл поглядеть на них в The Bottom Line, и, что называется, выпал в осадок.
Как я пришёл к продюсированию альбома the Matching Mole – the Little Red Record? Роберт Вьятт попросил меня. Это очень просто. Главным образом, он хотел от меня политического фактора. Ему я был нужен не за мои таланты музыканта и миксера. Он просто хотел, чтобы я тянул за нитки несколько разношёрстный и порой конфликтующий состав – как он признался мне в туалете в CBS. Я заметил, что некоторые лучшие мои идеи приходят ко мне в санузле; и в том же санузле Роберт Вьятт сказал мне это.
Очень немногие из западных музыкантов, основывающихся на временном интервале 4/4, способны постичь сложности Африканской музыки, или даже европейской народной музыки.
Только начав работать с Discipline, я заметил, что практически невозможно слушать другую рок музыку… Спрашиваете, нравится ли мне так называемая этническая музыка? Да, меня очень интересует идея гэймлана, так как это система музыки, которая ни капельки не зависит от социальной системы и системы ценностей, которая вызывает её. Я имею в виду, что в гэймлане не существует звёздной системы. Так что, если вы заинтересованы в устранении звёздной системы, вы можете пойти в область музыки, в которой присутствует способ ликвидировать эту систему. Так что вы можете идти и приобрести систему ценностей, определяющую музыку, или музыку, определяющую социальную систему. То что мы видим, есть, в некотором роде, идея глобальной коммуникации, средства массовой информации и так далее, заключены в музыке. У нас есть перекрёстное опыление форм во всё мире из-за роста коммуникаций; но вы принимаете также дух музыки. Ирония состоит в том, что многие западные музыканты, работая в западных формах, поднимают большой объём восточных форм; поднимают дух Востока, в то время как Восток поднимает дух Запада.
Идея фиксированной классической музыкальной традиции очень молода, и начало ей положено с появлением музыки для среднего класса в Европе где-то в 1830. Согласно этим представлениям, Моцарт отдаёт свой концерт для скрипки скрипачу, и скрипача имеют со всех сторон, и говорят – эй, Амадеуса нам, крошка. Эй, там, Вульфганга. Это не так приятно, как кажется; мне это совсем не приятно. Вульфганг мог бы предположить ряд изменений, и он мог бы предположить некоторые изменения при исполнении, и это было бы куда лучше. Однако в связи с законами об авторском праве и частной собственности музыка становится совершенно завершённой и неизменной.